Орлов Александр Борисович

Психологический институт в моей научной биографии

 (к 100-летию ПИ РАО / НИИ ОПП АПН СССР)

Cтуденческие годы (1970-1975)

 Мое знакомство с Институтом общей и педагогической психологии АПН СССР состоялось в 1972 году и
произошло оно… на факультете психологии МГУ. Будучи студентом второго курса, я
стоял перед стендом кафедры общей психологии, просматривая длинный список тем, предлагавшихся
для курсовых работ. Отчетливо помню, что только один пункт перечня вызвал у
меня тогда явный интерес. Это была тема, связанная с изучением направленности
личности и предлагавшаяся студентам лабораторией Л.И.Божович.

 Третий этаж НИИ ОПП АПН СССР, коричневая дверь лаборатории Л.И.Божович… Робко стучу в дверь, открываю
ее и оказываюсь в пеналообразной комнатке, плотно заставленной столами,
буквально в окружении (как я узнал позднее) Л.И.Божович, Л.С.Славиной,
М.С.Неймарк, В.Э.Чудновского, Е.И.Савонько, А.М.Прихожан, Н.Н.Власовой,
Т.П.Гавриловой, Н.И.Гуткиной. Увы, моя память не сохранила подробностей этого
общения, помню только, что мне очень повезло, поскольку моим научным
руководителем оказалась М.С.Неймарк – невероятно живая, резкая, с блестящими
черными глазами и умопомрачительной улыбкой.

 Все свои курсовые работы и диплом я писал под научным руководством М.С.Неймарк. Ее стиль  руководства был вполне либеральным, у меня
было много свободы, и я двигался по какой-то своей замысловатой исследовательской
траектории, сочетая проективные методики с классической тахистоскопической
методикой изучения направленности личности.

 Моя учеба на факультете проходила довольно успешно. И к концу пятого курса перспектива получения
красного диплома была вполне реальной (а стало быть и возможность поступить в
желанную аспирантуру). И тут как гром среди ясного неба: М.С.Неймарк с семьей
эмигрирует. Я отчетливо помню ее слова: «Саша, я, конечно, дам тебе
рекомендацию для поступления в аспирантуру, но ты вряд ли в нее поступишь». На
защите дипломной работы я оказался один на один с экзаменационной комиссией под
председательством А.Н.Леонтьева, которому, как мне показалось, было достаточно
лишь одного взгляда на титульную страницу моей работы, чтобы превратиться в
Громовержца. Процедура защиты накрыла меня как девятый вал. Я помню, что потом
часа два я отсиживался-отлеживался на скамейке в университетских двориках,
медленно, вяло и без каких-либо эмоций осознавая, что в итоге я получил-таки
отличную оценку.

 Аспирантура (1975-1978)

 Конечно, ни о какой перспективе поступления в аспирантуру факультета не могло быть и речи. Так я
снова оказался в стенах Института. И мне вновь предстояло определиться с
научным руководителем. Мой выбор по каким-то причинам был весьма ограничен; я разговаривал
с К.М.Гуревичем и Н.С.Лейтесом, но так и не мог определиться. Тогда я решил
попросить совета у Л.С.Славиной, которая буквально в двух словах, но, тем не
менее, очень ясно представила мне мою альтернативу. Мои сомнения рассеялись, и,
на отлично сдав вступительные экзамены, я стал аспирантом Н.С.Лейтеса.

 Мой научный руководитель, интеллигентный, мягкий, филологически рафинированный и,
одновременно, вполне определенный оппонент тогдашнего институтского мейнстрима.
И опять я оказался в значительной степени предоставленным самому себе. Три года
я писал диссертацию, регулярно принося Н.С.Лейтесу на дом фрагменты работы,
написанные по его словам «птичьим (леонтьевским) языком». Остро отточенным
простым карандашом Н.С.Лейтес покрывал мельчайшей вязью мои машинописные
страницы. Это были мои лингвистические университеты, которые я вспоминаю с
искренней благодарностью.

 Работа в лаборатории психологии учебной деятельности (1978-1983)

 После успешной защиты кандидатской диссертации я опять оказался в ситуации неопределенности: моя
подмосковная прописка (IX-я зона!) давала мне мало шансов остаться в штате
Института. И тут пришло время вспомнить добрым словом В.В.Давыдова, который
(кто еще?) каким-то неизвестным мне способом дал мне возможность стать м.н.с. в
лаборатории А.К.Марковой. И опять моя история в чем-то повторилась: несмотря на
всю силу и определенность своего характера А.К.Маркова предоставила мне полную
свободу (тем более что в крохотной каморке ее лаборатории в самом конце правого
коридора на третьем этаже для меня просто не нашлось свободного стула). В моей
так непросто складывавшейся научной биографии Институт вновь стал синонимом
свободы.

 Командировка в Народную Демократическую Республику Йемен (1983-1986)

 Годы, проведенные в электричках, курсировавших по незабвенному маршруту «Москва – Петушки», и
главное – распахнутая в будущее перспектива такой жизни на колесах, привели
меня в 30 лет к тромбоэмболии. Жизнь вынуждала искать нестандартные решения.
Старые университетские связи моей матушки открыли для меня двери Министерства
образования, и вот Институт оказывается перед фактом моей служебной
командировки. В соответствии с критерием цена-качество, эти три года были,
пожалуй, лучшими годами моей жизни. Стоит также учесть, что это время «парада
катафалков» было, пожалуй, самым мрачным периодом в жизни Института.

 Back to the USSR: группа К. Роджерса (1986)

 Возвращение в СССР оказалось возвращением в Перестройку. Еще не поняв, куда я собственно вернулся,
я с легкой руки А.М.Матюшкина оказался в списке участников семинара К.Роджерса
и Р.Сэнфорд. Для меня эффект четырех дней этого семинара оказался чрезвычайным:
все мои представления о психологии оказались радикально преобразованными, все
мои прежние ценностные ориентиры в науке утратили былую привлекательность и
обрели новые (в то время весьма смутные) очертания. Вновь Институт оказался
фасилитатором моей свободы.

 Лаборатория психологии учителя (1986-1992)

 Удивительное время, удивительное стечение обстоятельств: вернувшись в Институт фактически в
качестве м.н.с. после трехлетнего отсутствия, я оказываюсь… заведующим
лабораторией психологии учителя и членом Ученого совета. Начинается еще один
период жизни в Институте в окружении сотрудников лаборатории (Л.М.Фридмана,
Д.Б.Богоявленской, Л.М.Митиной, М.А.Хазановой, А.Г.Раевского,
Л.И.Двуреченской). Эти годы пролетели очень быстро. Их темп чем-то сродни
лихорадочной жизни редакции тогдашней «Учительской газеты» под руководством
В.Ф.Матвеева, в которой приходилось неоднократно бывать в компании с моим
однокашником  Л.А.Радзиховским. Увы, перестройка закончилась, и в ходе очередной
реорганизации Института лаборатория психологии учителя оказалась крайней…
Оставаться в Институте было негде, и туткак нельзя более кстати последовало
предложение от А.С.Спиваковской стать ее заместителем в Исследовательском центре
семьи и детства, создаваемом на базе Института дошкольного воспитания.
Но это уже совсем другая история…

 Защита докторской диссертации (1996)

 В моей научной биографии Институт обозначается вновь предложением А.М.Матюшкина, тогда
председателя Диссертационного совета Института, подумать о подготовке к защите
докторской диссертации на основе монографии «Психология личности и сущности
человека: парадигмы, проекции и практики», вышедшей в 1995 году. Я хорошо помню
Малую аудиторию Института теплым июньским днем, в которой вперемешку сидели мои
старые знакомые – сотрудники Института и мои новые коллеги – сотрудники Центра.
В процедуре защиты мои официальные оппоненты (А.А.Бодалев, В.И.Слободчиков, В.Г
Асеев) и мои неофициальные оппоненты (Л.М.Фридман, Ф.Е.Василюк) сменяли друг
друга, я отвечал и контраргументировал, но в действительности мой взгляд был
буквально прикован к уже немолодой, бледной, но все еще статной и красивой
женщине. Я не мог поверить своим глазам, - это была М.С.Неймарк. Сейчас я думаю
о том, что именно этот момент стал для меня символическим завершением моей
истории отношений с Институтом.